Май месяц в жизни Евгения Факторовича, выпускника престижного института цветных металлов, эрудита, бабника, преферансиста и фаната Владимира Высоцкого, играл судьбоносную роль.

Во-первых, он родился первого мая, в День международной солидарности трудящихся. Его родители и он сам, став постарше, до определенного времени радовались такому совпадению. Праздник официальный, для него в трудовом календаре каждого советского человека отведены сразу два выходных дня. Весна, опять-таки, в разгаре, что само по себе улучшает настроение. Да и экономия своего рода, не надо дважды тратиться: накрыли стол к Первомаю, а заодно и Женьку поздравили! Ну или наоборот…

Во-вторых, Женька умудрился жениться на последнем курсе, и тоже в мае месяце.

Отговаривали его от этого буквально все: «Подумай, жениться в мае — всю жизнь маяться!» Но что сделано — того не вернешь, а май теперь стал для него точкой бифуркации судьбы, что впоследствии раз за разом подтверждалось…

После успешного окончания института свежеиспеченного инженера-металлурга Евгения Факторовича и его друга-сокурсника Кирилла Коронели распределили на крупный металлургический комбинат за полярным кругом. Женька поехал на место распределения без молодой жены — Аллу задержал в Ленинграде выпуск из педагогического института, — и молодым парням-специалистам в качестве места проживания досталась служебная двухкомнатная квартира.

С той самой поры для Женьки и его дружка, вырвавшихся из культурной столицы страны, началась вольная жизнь, наполненная открывшимися возможностями. И все бы хорошо, но, как подсказывает опыт, у долгожданной сладкой свободы всегда присутствует нехорошая обратная сторона, несущая скрытые угрозы для незрелой пока еще личности: вседозволенность, бесконтрольность, излишества. Некоторые люди чудесным образом ухитряются снять сливки с нового образа жизни, и ничего им за это не бывает.

А вот другие оказываются не столь удачливы.

Кирилл, как бы весело ему ни было, увлекся работой, показав себя перспективным молодым инженером. В этом статусе он получил предложение отправиться в качестве специалиста, достойного представлять Советский Союз, в командировку на братскую Кубу. Отказываться не стал. А вот Женьку загулы с алкоголем и ночным преферансом под легендарные песни Высоцкого стащили в ряды нарушителей трудовой дисциплины. Накануне первых своих майских праздников в Заполярье он, прямо в цеху, устроил грандиозное празднование солидарности инженерно-технических работников со сталеварами. А заодно решил отметить свой наступающий день рождения. Получилось не только весело, но и резонансно.

Если помните песню любимого Женькой барда «Я вчера закончил ковку, я два плана залудил и в загранкомандировку от завода угодил» — то в истории нашего героя все произошло ровным счетом наоборот. За организацию коллективной пьянки на рабочем месте в горячем цеху молодого специалиста Факторовича лишили должности,

а затем сослали в подсобное хозяйство работать снабженцем.

 

 

Получив свой педагогический диплом, Алла приехала к мужу в Заполярье. 

Ее появление повлияло на Женьку весьма положительно и в прямом смысле отрезвляюще — он притормозил раскручивать свободу, остепенился. Да и новое поприще снабженца оказалось Евгению в кайф, поскольку раскрывало его дар моментально находить контакт с нужными людьми. В условиях дефицита материально-технического обеспечения предприятия коммуникабельный и остроумный весельчак, любитель выпить и погудеть, Женька моментально решал, казалось бы, невозможные проблемы снабжения. Что называется, одной левой! Такие люди высоко ценились, поэтому специалист Факторович стал уважаемым в коллективе человеком.

У каждой монетки, что бросает нам судьба, две стороны.

Так что приятный свободный график работы, интересные командировки и сложившаяся в стране традиция решать проблемы снабжения через застолья, бани и пьянки быстро втянули Женьку в алкогольную зависимость. Он стал серьезно выпивать — и по случаю удачных сделок на выезде, и просто так, дома, без особого на то повода.

И тут снова пятый месяц года…  

И, совершенно закономерно, по судьбе, руководство назначило именно Евгения Факторовича ответственным дежурным по предприятию в ночь на первое мая.

Он не возражал, решив, что это даже хорошо: «Отдежурю, схожу на демонстрацию, а в день рождения и на все последующие праздничные дни буду свободен, как та самая Куба, где друг Кирюха загорает!»

По инструкции от дежурного требовалось всего лишь провести в конторе ночь — побдеть, так сказать, на всякий пожарный, кабы не случилось перед первомайской демонстрацией трудящихся чего не надо. Таковы были порядки во времена развитого социализма, когда Страна Советов стремительно, если верить кумачовым лозунгам и бравурным докладам, звучавшим на партийных съездах, двигалась к «торжеству коммунизма».

Женька подготовился к дежурству и предстоящим событиям основательно.

Побрился. Надел праздничный костюм с ярким галстуком. До блеска начистил остроносые черные туфли на каблуке. Взял портативный магнитофон «Идель» и три ленточные бобины любимых песен своего кумира. Алла, вручив ему термосок с едой, благословила на пороге, напутствовав:

— Женька, смотри, на дежурстве ни капли, не то повторится скандал, и кончится он не ссылкой в подхоз и не выговором. А пойдешь ты по тридцать третьей, да с волчьим билетом!

Успокоив жену поцелуем, снабженец направился в контору хозяйства нести ответственную вахту. Дежурить предстояло с девяти вечера до девяти утра в огромном зале ленинской комнаты, где к демонстрации были подготовлены знамена, транспаранты, лозунги и плакаты. Утром ожидалась грузовая машина, чтобы доставить атрибуты предстоящего действа и самого Женьку на городское праздничное шествие, в котором будет участвовать весь коллектив хозяйства.

Прибыв на дежурство, Факторович закрыл контору изнутри, вошел в ленинскую комнату, где обычно проводились собрания коллектива и заседания парткома. На сцене, куда поднялся дежурный, торжественно возвышалась трибуна и располагался длинный стол с местами для президиума.

На столе стоял телефон на случай срочного звонка «сверху», а также графин с водой и граненым стаканом — чтобы не пересыхало горло у докладчиков, в очередной раз  вещающих о грандиозных победах и достижениях. 

Выложив на стол принесенное, Женька первым делом включил бобину с записями Высоцкого и начал слушать любимые песни. Около двадцати трех часов он набрал домашний номер и, отчитываясь о примерном поведении, пожелал жене спокойной ночи. Для порядка прошелся по конторе, подергал двери запертых кабинетов, посмотрел на объявления и вернулся на сцену.

Высоцкий пел: «Ой, Вань, гляди, какие клоуны…» Настроение было под стать песне — приподнятое, жизнерадостное. Дежурство только началось и обещало стать приятным. Правда, в большой ленинской комнате, рассчитанной на сотню человек, Женьке было жутковато от многочисленных портретов строгих лиц престарелых членов Политбюро руководящей и направляющей партии, а еще довольно холодно. В глубинах сознания зародилась мысль согреться, благо, как у любого снабженца в то дефицитное время, в сейфе Женькиного кабинета хранилось около десятка бутылок «Столичной» водки и «Советского шампанского». Он мужественно отогнал возникшее желание принять на грудь для согреву. Время стало замедляться…

Около часа ночи замерзший и начавший скучать Женя уже легко согласился с требованием организма выпить, благо поводы и мотивы были основательными:

«Первое мая наступило!»

«Праздник начал шествие по стране, на Дальнем Востоке его вовсю отмечают!»

«Я уже народился!»

Женька решительно прошествовал в свой кабинет, отворил сейф, взял по бутылке «Столичной» и шампанского, а затем вернулся в президиум. Откупорил, налил стакан до краев и, следуя уставному призыву «Сначала думай о партии, потом о себе», оглядел висевшие по стенам угрюмые лица членов Политбюро.

— С Первомаем! — провозгласил он. — Благодарю за мудрое руководство, товарищи!

И торжественно выпил. Закусил заботливо собранным Аллой ужином. Потеплело. Дежурить стало комфортней, веселей.

Женька походил по залу, снова посмотрел на портретные лица и заметил, что они стали дружелюбнее, роднее. Вернулся за стол в президиум, ведомый одним из главных правил застолья и пития — между первой и второй промежуток небольшой! Выстрелил шампанским в потолок, снова наполнил граненый. Поздравил себя, новорожденного, и с удовольствием выпил.

Стало совсем хорошо, мир заиграл яркими красками и свежими мыслями. Женька врубил магнитофон погромче и принялся ходить по сцене. Нестерпимо захотелось общения, разговора или хотя бы монолога. Без стакана в руке говорить он не привык. Налил «Столичной». Вдохновился. 

Взошел на трибуну и выдал в зал:

— Я не люблю, когда мне лезут в душу. Тем более когда в нее плюют!

И выпил, стоя на трибуне.

В девять утра председатель парткома и председатель рабочкома подъехали к конторе, чтобы забрать знамена, транспаранты, плакаты и Факторовича для участия в демонстрации. Входная дверь оказалась закрыта. Изнутри. Постучали в нее — сначала руками, потом ногами. Затем стали заглядывать в окна и резко стучать в стекло. Никакого ответа. Заволновались.

Время шло. Дежурный не откликался. ЧП! Тогда побежали звонить руководству, оно связалось с компетентными органами. Все нервничали: демонстрация начинается, а колонна тружеников хозяйства все еще не получила свои транспаранты! Непорядок, грозящий выволочкой от горкома партии.

Приехала милиция. Взломали входную дверь. Прошли, стуча сапогами по гулким коридорам, в ленинскую комнату. Зал встретил звенящей мирной тишиной.

Первое, что увидели председатели и милиционеры, были две бутылки — из-под «Столичной» и шампанского, гордо стоящие посередине стола в президиуме. Взгляды вошедших скользнули ниже. На сцене, в груде багряных стягов и алых транспарантов, уютно завернувшись в самое толстое, бархатное с кистями и бахромой знамя, сладко спал мертвецки пьяный Женька Факторович.

Коллектив подсобного хозяйства комбината в первый и последний раз шел в колонне, приветствуя трудовой Первомай, без знамен и транспарантов.

 

Скандал разбирали на бюро горкома КПСС. Женьку уволили, но без статьи в трудовой, ибо проступок он совершил в нерабочее время. А вот из партии с треском исключили, но это «клеймо» уже не казалось страшным, как в прежние годы. Руководящая партия, да и само государство, доживали последние месяцы.

Но Женька не потерялся. Перемена общественно-экономической формации привела к тотальному росту дефицита. Прежде он ощущался довольно значительно, но теперь проник во все области жизни новоиспеченных россиян. Даже туалетную бумагу, не говоря уже о колбасе, одежде, стройматериалах, автомобилях и так далее, приходилось «доставать», причем с боем. И Женька со своими сверхспособностями добытчика чувствовал себя как акула в океане!

И все-таки история с предпраздничным дежурством и последовавшими санкциями произвела на Факторовича впечатление. Он поклялся жене бросить пить — и бросил. Не теряя времени, устроился снабженцем в строительный трест к другу и земляку питерцу Виктору Зернову, где крайне нуждались в специалистах Женькиного уровня и калибра. Два прекрасных трезвых года Женька ходил в завязке и в заслуженном авторитете у руководства стройтреста. Алла была счастлива.

Но приближались очередные первомайские праздники…

 

 

Как и всякая хорошая хозяйка, в преддверии праздников (а майские — они же надолго) Женькина жена Алла закупилась заранее. 

Причем не только сама, но и с Женькиной активной помощью. Спасибо, что муж у нее умница и заботливый добытчик, два года ни капли в рот. Будет на столе и мясо, и салаты, и колбаса со шпротами, и традиционный народный оливье, без которого не обходился ни один праздник. Сегодня не только День солидарности кого-то с кем-то — сегодня день рождения главы семьи, обожаемого мужа. Алла принялась шуршать на кухне — ожидали гостей и первого, и второго мая, нужно было наготовить всего вдоволь и с запасом. Дефицит в стране сплошной, но на праздник советские женщины умудрялись уставить стол такими яствами и в таком количестве, что потом неделю приходилось подъедать.

Сам глава еще спал, потому что вчера вернулся из командировки ночью. Застолье намечалось ближе к вечеру, но Алла уже прикинула, что подаст дорогим гостям. Только два пункта в меню остались предусмотрительно незакрытыми — сыр и хлеб. Их покупала всегда свежими.

К одиннадцати часам Женя выбрался из постели, натянул треники с пузырями на коленях и пришел на кухню выкурить сигарету и выпить чашечку кофе. Алла расцеловала именинника, поздравила и наказала спуститься потом в «Юбилейный», благо гастроном был в их доме на первом этаже, купить сыра и хлеба. 

Окончив утренний обязательный кайфовый ритуал с кофе и сигаретой, он засобирался выполнить поручение жены и решил: не будет он в магаз, на два шага, наряжаться, еще чего! Схватил с вешалки в прихожей куртку, выгреб мелочь из кармана рабочего пиджака и вышел в трениках и тапочках из квартиры за покупками.

Улица уже бурлила полноценной жизнью. Пешеходы топали в разные стороны — раньше они бы все шли колоннами, но теперь демонстрировать было уже нечего. На входе в гастроном едва не врезался в какого-то модника. Мужик, одетый в «фирму», поворотил недовольно загорелое лицо и вдруг просиял, засветился широкой белозубой улыбкой:

— Не может быть! Женька, ты?!

— Кирюха! Дружище! Ты ли?!

Крепко обнялись.

— А как же Куба?

— Остров Свободы и Фидель Кастро — все, вернулся я. Помог. Научил. Поработал. Заработал. Смотри! — Палец друга указал на шикарную черную «Волгу», припаркованную почти у входа.

— Ух ты! Ну даешь! Король! Коронель! Поздравляю! — обрадовался за друга Женька.

Они вернулись к машине. Кирилл предложил:

— А ты внутрь сядь. 

Женька залез в салон. 

— Только с завода. Экспортный вариант! Поехали обмоем! Машина будет ломаться, если не обмыть, ты же сам знаешь приметы! У меня гараж тут неподалеку. Никаких отказов и отговорок. 

Женьке пришлось признаться, что он в завязке.

— Ты что?! Я всю командировку только и думал, как мы с тобой погудим! Знаешь сколько у меня историй про Кубу! Кубинок! Ты просто представить себе не сможешь со своим богатым воображением и опытом в этой сфере.  Да ведь сегодня первое мая, Жень, ты ж именинник!

Вид старого друга в букете с личным праздником и законным выходным пробили в броне трезвости брешь.

— Только смотри, Кирюха, обмоем твою ласточку — и ко мне домой. Алла стол накрывает, гостей ждем. 

— Заметано, Женя! — обрадованно закивал Кирилл, заводя двигатель «Волги».

Гаражи в советское время — это сакральное место для мужского общения и застолья, где открывался весь спектр услуг для приятного времяпровождения и отдыха. Кирилл  врубил импортный магнитофон «Грюндиг» с Высоцким, выкатил бутылку экзотического кубинского рома. И да, это были и пахнущий специями и патокой напиток, и сигары, скатанные на обнаженных бедрах смуглых стройных кубинок, и пикантные истории об их прирожденных природных сексуальных способностях, и истории об экзотическом социализме… 

Двухлетнего Женькиного воздержания как не бывало будто бы никогда. 

Когда глянул на часы, оказалось, что уже вечер и уже поздно, домашнее застолье пропущено. И Алла теперь все равно его убьет, так что спешить некуда. А тут вспомнилось студенчество, приключения разные, друзья-товарищи, и Кирилл неожиданно предложил:

— Женька, а не махнуть ли нам в Ленинград?! Погулять?.. 

Что ж не ехать? Выходные же. А когда они еще выберутся? А здесь «Волга»-ласточка, тысяча с небольшим км. Что нам стоит?! Поспим часа четыре-пять и рванем!

Выпили за идею и повалились на гаражный диван. 

Собственно, потом все было как в тумане — дорога, Питер, старинные друганы-приятели, наливающие кто что горазд, в зависимости от степени адаптации к нынешней непростой жизни; воспоминания, встречи, девчонки, песни…

Неделя пролетела как один миг. Кончились первомайские, нужно возвращаться. Поехали. 

Ровно через десять дней как вышел из нее, Женька стоял у двери своей квартиры.

Палец его медленно тянулся к звонку, но рука немного дрожала. «Ну не убьет же она меня, ей-богу, чемоданы заберу — и к Юрке в холостяцкую». Таков был возможный ожидаемый жизненный сценарий. 

Наконец достало силы позвонить — изнутри донеслась резкая трель, а затем раздались шаги.

Клацнул замок, Алла распахнула дверь. 

Она окинула взглядом мятое лицо мужа, оценила его согбенную виноватую позу, улыбнулась и ласково произнесла:

— Проходи, голубь долгожданный мой. Нашел-таки дорогу домой! А сырок-то с хлебушком купил?!

 

 

К сорока годам Женя Факторович разбогател. Не то чтобы неожиданно. Такой дар, как умение выгодно контактировать с людьми, не пропьешь, хоть Женька и старался. А с появлением более-менее свободного рынка в стране ему и карты пошли в руки. Он основал снабженческую компанию и стал трудиться не на подхоз или стройтрест, а на себя любимого.

Деньги мало изменили Женю, зато дали возможность исполнять свои капризы. И один из них был связан с той стороной его жизни, которая и особенно радовала, и всегда огорчала. Он любил женщин, а они — его, но из этой формулы не следовало приумножения прекрасного чувства, а как раз наоборот. Едва появлялась в Женькиной жизни новая пассия, как она тут же требовала вечной женской мечты: «Ты должен быть только со мной, и чтобы больше никого!»

Так любовь, страсть и увлеченность омрачались ревностью, ссорами и расставаниями. Вот и мечталось ему попросить прощения у всех бывших близких и любимых его женщин, оставить теплоту в их сердце и поблагодарить их за то, что они были и останутся в его душе навсегда, невзирая на расставания и обиды. Время для решительных действий Женя выбрал самое правильное — свое майское. День второй, более свободный и для всех подходящий, как ему представлялось. Если уж что-то и должно измениться в его судьбе, то только в майские дни.

И вот представьте единственный в городе шикарный ресторан «Север». Банкетный зал арендован и подготовлен им для такого необычного праздника — Благодарности и Любви. Фойе наполняется гостями, они снимают верхнюю одежду, сапожки, переобуваются в туфли на шпильках, проходят в зал. Женькины гостьи поодиночке прохаживаются по вестибюлю, ожидая его появления. Никто ничего пока не заподозрил. Каждая из них получила приглашение в ресторан от Факторовича, но никто им не говорил, что тут будут и какие-то другие гостьи.

Женька вел за ними наблюдение из комнаты швейцара. Пять красивых и нарядных подружек пришли почти вовремя — с опозданием на пять-десять минут. А вот шестая его давняя подруга, поэтесса Жанна, дама возвышенная во всех смыслах, как всегда, витала где-то в облаках и опаздывала минут на двадцать.

К этому времени молчание в фойе можно было резать ножом, а дамы (о великая женская интуиция!), кое о чем догадывающиеся, обменивались взглядами, острыми, как стилеты. Одна, почуяв неладное и чтобы не обнаружить себя принадлежностью к собранному Женькиному коллективу, прошла в туалет, затем, экстренно одевшись, покинула ресторан. Факторович предполагал такую погрешность в мероприятии.

В вестибюль наконец вплыла поэтесса.

— Ах! — воскликнула Жанна, увидев всю клумбу, а в ней — свою наиближайшую подругу Оксану, бухгалтершу стройтреста, миловидную брюнетку. — Ксюшенька, дорогая, и ты тут, на празднике, да?!

— Нет уж, я не на праздник, по-моему, попала, а скорее на первомайский концерт.

Счетный работник всю Женькину авантюру, видимо, уже просчитала. 

— Ну… Меня друг старинный, Женечка, пригласил. У него день рождения случился. Я ему стихи посвятила, читать буду!

Одна из дам, по имени Анна, между прочим заведующая баней, заметила:

— И меня пригласил! И скажу вам — дождусь Женечку непременно. Я его мою уже лет пятнадцать, родной он мне. В бане, как в морге, все равны, но Женька особенный! Даже там смог выделиться из голой толпы. 

— Ах… Как живется вам с другою… — закатывая глаза, Жанна процитировала Марину Цветаеву.

— Получается, — веско произнесла высокая рыжеволосая библиотекарь Света, — что все мы пришли сюда по приглашению Факторовича. Честно говоря, не ожидала! Но ведь это так оригинально. Ни в одном классическом романе не доводилось читать!

Она рассмеялась, и висевшее напряжение спало.

— Нет, я знала, что Женя не образец верности, — сказала продавец Вера, — но, согласитесь, щедрее, добрее и заботливее его в городе мужчины не сыскать.

Женщины загалдели. Стоя в своем закутке, Женька ловил только обрывки слов и наблюдал за выражением лиц и реакцией подруг. Положение требовало его присутствия. Пришло время воплощения плана в жизнь. Он понял, что его не разорвут, не растопчут, и, одернув на себе элегантный пиджак, поправив яркий галстук, вышел из-за гардеробной стойки.

За ним с пятью огромными одинаковыми букетами алых роз шел его водитель.

— Дорогие моему сердцу и душе, милые мои, — обратился он к слегка растерянным от избытка чувств дамам, — простите за мой необычный спектакль, я организовал его в вашу честь! Я всех вас очень люблю! Каждая из вас — часть моей жизни, а я, надеюсь, вашей! Вспомним сегодня только хорошее, что нас связывало и будет с нами все наши оставшиеся годы!

Вручая букеты, Женя нежно расцеловал каждую гостью и повел всех в банкетный зал, по очереди церемонно усадил за шикарно накрытый стол. Специально приглашенный аккордеонист играл что-то сердечно-щемящее, французское, из репертуара Шарля Азнавура.

Официанты по знаку открыли шампанское и разлили по бокалам.

Женька поднял бокал с искрящимся напитком и почувствовал, как волна благодарности и нежности накрывает его.

— Вы все, все… — Его взгляд переходил с одного милого лица на другое, — мои нежные, добрые, хорошие. Вы все мне дороги. А жизнь так скоротечна, и хочется многое успеть и почувствовать. Простим друг друга, поговорим, обнимемся и выпьем за любовь — самое главное на этом свете!